Зодческие
Масонство как образ жизни и область исследования. Зодческая работа бр. Льва Волкова

Зодческая работа мастера Д:.Л:. «Астрея» №6032 Великого Востока Франции Льва Волкова (Lupusleo), 7 января 6014 г.

 

Масонство как образ жизни и область исследования

В Ложе «Астрея», в мою бытность учеником, я часто слышал такую фразу от мастеров: «Масонство — это образ жизни». Фраза эта почти всегда была столь пафосна и энергетически заряжена, что порой невольно вызывала желание ее оспорить и подкорректировать. Будучи подмастерьем, я даже хотел написать зодческую о том, что масонство — это не образ жизни, а сама жизнь, и что надо не столько вести себя в повседневности как масон, сколько полностью раствориться в масонстве, не становиться масоном, а быть им! Но сейчас я бы хотел избежать любой казуистики на этот счет, а затронуть лишь самую суть проблемы. Импульсом для размышлений над этим стали мои наблюдения за жизненным поведением наиболее опытных масонов и тем, как масонство описывается в книгах исследователями мистицизма и эзотеризма, а также историками тайных обществ (при этом не столь важно — масоны они сами или нет). Понятно, что разделение на масонов и тех, кто их изучает, не всегда оправдано, ведь все мы знаем, что среди исследователей масонства немало масонов и, наоборот, среди масонов немало исследователей. Тем не менее, язык для описания иных вещей в масонстве (можно назвать их тайнами или секретами духовной жизни, если угодно) до сих пор не вполне выработан или, если такие описания все же имеют место, — они становятся практически непонятными для профанов, да и для многих масонов, которые еще не стали настоящими мастерами и не обрели подходящих ключей к интерпретации священных символов и истолкованию возвышенных аллегорий.

Я здесь не хочу повторять азбучные истины о том, что многие исследователи, которые не являются масонами, рассматривают масонство как бы извне и, не будучи посвященными в таинства братства, вынужденно скользят по поверхности вещей, не проникая в их суть. Это более-менее понятно. Хотя и иные масонские авторы пишут о масонстве ничуть не лучше, чем авторы из «профанской» ученой среды, а пользуются все теми же позитивистскими методами, пытаясь адаптировать масонство, вписать его в некую научную или религиозную парадигму, сделать его более понятным даже для тех наивных и наглых погонщиков словес, кто отказывается вообще понимать действительное устройство Вселенной и предпочитает находиться во власти идолов, поклоняясь коварному Сету — убийце Осириса. Ведь дело совсем не в доскональном ознакомлении с текстом ритуала, не в доступе к секретным документам, не в обладании всей полнотой фактов и сведений и даже не в повседневном и непосредственном наблюдении за работами в Ложе и постоянном общении с братьями, а в подлинной причастности к масонству как к великой силе, направленной на преображение мира и человека и совлечению траурного покрывала с Исиды — Матери всего сущего.

Парадоксально, но чем мудрее и опытнее был мой собеседник-масон, тем меньше он писал о масонстве и меньше любил что-либо нарочито объяснять (объяснения были зачастую очень краткими и, на первый взгляд, не имеющими прямого отношения к вопросу, да и не всегда выражались в форме слов). И опять же — чем больше писал и рассуждал о масонстве иной исследователь, тем меньше собственно масонского было в нем самом и в его словах. Было ли это потому, что в первом случае масонство являлось образом и целью настоящей жизни, а во втором — лишь предметом и областью исследования, средством для личностного самоутверждения? Или же здесь верно то вечное социальное, что к примеру, выразил Тютчев в своих стихах:

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.

А может быть, когда речь идет о текстуальной фиксации подлинных масонских тайн, как бы завуалированы и зашифрованы они не были (а в масонстве только эти тайны и имеют существенное значение, все остальное есть лишь развернутый комментарий к ним), то сразу же срабатывает защита непреложной клятвы, которую дает каждый масон, когда вступает в Орден: никогда и никаким способом не разглашать ни одной из тайн братства и никому не рассказывать о том, что он увидит и услышит в Храме? Клятвопреступники, пересказывающие профанам подробности ритуала и происходящего в Ложе, на самом деле не могут открыть ни один из истинных секретов масонства, поскольку их слова тут же обесцениваются и теряют свою силу. В чем причина этого? Думается, что в высшей санкции на то, чтобы говорить и чтó говорить. Если она получена, и ученик стал мастером, то он получает право говорить в полный голос (не повторяя за кем-то чужие слова, но пропуская одну и ту же божественную истину каждый раз заново через свое уникальное и неповторимое существо, а тогда одни и те же слова и мысли в устах разных ораторов будут и свежи, и актуальны, и животворны). Однако если посвящение было лишь формальным, то внутреннюю печать молчания с каменщика никто так и не снял, воскрешения его души не произошло, и всё, что он дерзновенно и самовольно произносит относительно тайного знания, есть лишь полет и шум его словесной шелухи.

Но это базовый уровень, касающийся возможности устно говорить о тайнах в кругу посвященных. Как же быть с уровнем, на котором тайна становится не просто произнесенной, но записанной, облаченной в плоть и кровь этого мира, когда тайна зачем-то объясняется и обновляется по форме, оставаясь неизменной по содержанию? На это также нужна высшая санкция, так как любой сакральный текст должен быть записан автором, находящимся непременно в духе, в состоянии особой мистической связи с высшими силами, когда человек уже пишет что-либо в соавторстве с кем-то, кто больше чем он сам, больше чем человек. Разумеется, всё, к чему прикоснулась рука истинного мастера, облагораживается от его касания, но в реальной жизни Мастер — это не звание и не должность, а градус, состояние, которое всегда возникает у истинного посвященного мастера в ходе ритуальных работ, но не всегда, увы, сопровождает его в повседневной жизни вне Храма. Степень проявления мастерского в мастере можно выявить по яркости и интенсивности света, которым озаряются все его действия, по той удивительной атмосфере, которую он создает вокруг себя. Но чтобы это увидеть также нужен правильно настроенный глаз, открытое сердце, алчность до правды.

Настоящему мастеру нет нужды и даже вредно говорить и писать о масонстве, если в этом нет серьезной необходимости. Я здесь не говорю о задачах обыкновенного просветительства (но это не относится к подлинным тайнам масонства как таковым, и посвящение автора принципиальной роли при этом не играет — достаточного того, чтобы он был честным, умным и образованным исследователем) или самопознания (такую роль выполняют зодческие работы или статьи, фиксирующие этапы развития автора, которые, впрочем, заметны весьма ограниченному кругу вовлеченных лиц). Речь о другом — о передаче непосредственных тайн масонства таким образом, чтобы 1) это не было клятвопреступлением; 2) получившийся текст сохранял свою сакральность в полной мере и нес функцию откровения; 3) этот текст был обращен к каждому человеку, ищущему Истину.

Самовольно раскрывать тайны непосвященным не просто запрещено, но и невозможно (можно лишь самому на миг стать профаном и начать болтать о низменных или высокоумных пустяках), вместе с тем, тайнами можно заинтересовать, ими можно пробуждать, через них можно связываться с теми спящими, которые являются масонами от рождения и которые еще не вспомнили о своем истинном предназначении, не пробудились от земных грез, не нашли свой путь в родную Ложу. Слова и писания мастеров вольных каменщиков служат именно этой последней цели, и это всегда является протягиванием руки новому старому брату, который должен вспомнить о позабытом им долге строителя. В этом смысле они не исследуют масонство, но живут им и действуют в нем. Они не раскрывают и не объясняют тайны, но являют и предъявляют их другим посвященным, которые по тем или иным причинам еще не формализовали свое посвящение на физическом плане в этой земной жизни и в этой телесной оболочке. Исследователи же масонства как области знания строят воздушные замки, не имея прочного фундамента, — слова их легковесны и больше говорят о них самих или о той сфере, в которой они работают: это могут быть неплохие заметки по истории идей, комментарии к выдающимся памятникам культуры, но их авторы в этих писаниях сами спят и пытаются объяснить смысл вещей, не выходя за пределы нашего обыденного поврежденного мира, сводя к его общепонятным законам и категориям всю мистику и всю оккультную мудрость человечества.

Понятно также, что речь не идет о формулировках или особых хитрых приемах построения текста, ибо один и тот же текст, написанный посвященным и профаном, будет нести в себе абсолютно разную энергетику. В нашем мире важно не то, что говорится, а то, кто, когда, как и при каких обстоятельствах это говорит. Прощающий своих мучителей Великий Плотник, находящийся на кресте, — говорит не то же самое, что и Великий Инквизитор, прощающий заблудших еретиков, сжигаемых на «спасительном» костре во славу Божию. Власть Имени, заклятие Личности, магия пропущенных через конкретную душу Деяний по-разному освящают искусство строителей предложений, архитекторов Храма Слова. Масонство при этом также имеет свою специфику, и ошибочно было бы отождествлять масонов и любых других посвященных в тайное знание жрецов Исиды.

Масонство можно уподобить Тайной Церкви, где через жестко формализованный ритуал люди ускоренно очищаются от всех прочих наносных формальностей и догматов и возвращаются к подлинной человечности. Эта сложная простота разворачивается на многочисленных уровнях (градусах), связанных с более точным пониманием масоном многочисленных соотношений и комбинаций законов и сущностей внутри Вселенной. И здесь очень многое зависит от взгляда и готовности быть проводником масонства в мире. Для этого нужно принять масонство и полюбить его прежде поиска его смысла, иначе говоря нужно не сужать окружающее пространство с учетом своих или чужих ограниченных представлений о масонстве, но преображать его качественно, делать более многомерным по принципу возведения масонского Храма, который каждый масон носит в себе и с собой.

Живя масонством, каждый подлинный вольный каменщик, конечно же, исследует его тайны ежедневно и ежечасно, но он это делает самой своей жизнью, повинуясь Плану Великого Архитектора Вселенной, участвуя в ритуальных работах, проявляя абсолютную любовь к своим братьям, относясь ко всему с позиций масонства, а не рассматривая и препарируя масонство с позиций науки, религии, философии или каких-то эзотерических учений. Последние методы и уровни познания масоны также могут использовать и используют, но часто это делается лишь для того, чтобы восполнить образовавшийся вакуум в профанских областях знания и защитить масонство от наиболее чудовищных искажений, угрожающих и наносящих вред физическому существованию Ордена.