Зодческие
Если защита светскости является необходимостью, существует ли риск сделать из неё догму? Зодческая работа бр. Льва Волкова

Зодческая работа мастера Д:.Л:. «Астрея» №6032 Великого Востока Франции Льва Волкова (Lupusleo), 4 ноября 6013 г.

Если защита светскости является необходимостью, существует ли риск сделать из неё догму?

 

Любезные братья! Осмелюсь напомнить вам, что по-настоящему масонство расцветало именно тогда, когда быть масоном означало пребывать под дамокловым мечом суеверий непросвещенных масс и, вместе с тем, не иметь никакой материальной или карьерной выгоды от принадлежности к братству вольных каменщиков. Напротив, когда в обществе возникало массовое стремление вступить в масонство, когда оно притягивало к себе толпы невежественных служителей Маммоны, тогда братство находилось под истинно серьезной угрозой. Увы, нет никакой иной защиты от профанации масонства, кроме острейшего чувства свободы, равенства и братства, живущего в сердце каждого отдельного масона и жгущего его изнутри. В периоды настоящих конфликтов и потрясений нелегкий выбор чести приходится делать каждому в одиночку — и никакие авторитеты, институции и отвлеченные поучения здесь ничем не смогут помочь.

Догматизм и его родной брат фанатизм — это развращенные порождения поврежденного в корне общества, утратившего ощущения прекрасного и высокого, общества, в котором страх побеждает чувство благородства, а рабство духа вытесняет свободомыслие. Любая идеология несет в себе риск превратиться в чудовищного Молоха, пожирающего детей Земли, если человечность и частный, конкретный пример отходят на второй план. Это пожирание надо понимать не только буквально, но и символически, ибо мир наполнен людьми, которые больше похожи на спящих, чем на бодрствующих, — и с этим сонмом «живых мертвецов», ходячих зомби, нам ежедневно приходится, так или иначе, взаимодействовать.

Какими бы пафосными и экзальтированными словами не прикрывались действия демагогов, ощутить опасность отхода от подлинно масонских идеалов можно по следующим симптомам: наличии вождизма, избирательности в применении законов, неправого суда, несменяемости должностных лиц, травли тех, кто имеет мнение, отличное от мнения большинства, предательства отдельного человека во имя неких «высших» целей, боязни и удушения частной инициативы, нагнетания ненависти по отношению к «другому» (представителю другой страны, нации, расы, религии и т.д.). Тем не менее все перечисленное — это всего-навсего негативные проявления искаженной природы социального человека, которые вовсе не определяют дух масонства. Ибо масонство — не просто отсутствие пороков, но наличие живой любви к человеку в человеке и Великому Архитектору Вселенной, стремление понять План Храма и найти Утраченное Слово. Эта любовь и этот путь у каждого брата глубоко индивидуальны и личностны, и никаких общих рецептов и догм здесь быть не может.

Важно помнить, что у нас всегда есть легкий соблазн начать бичевать пороки современного общества, говорить об угрозах личности и свободе, но между тем, эти угрозы были и существовали всегда, с того самого времени, как Адам вкусил яблоко и попытался переложить вину за содеянное на свою жену Еву. Опасность догматизма никогда не приходит извне — она приходит изнутри нас, и наша главная задача — самим не стать догматиками и фанатиками, не стать рабами идеологии, не поддаться искусу ожесточенной борьбы с некими ужасными мракобесами, якобы угрожающими нам извне. Человек — существо постоянно изменяющееся, и фанатизм в делах религии или политики — это наносная болезнь, которая может и должна быть побеждена. В этом состоит актуальная задача масонства! Но также надо понимать, что главное наше поле битвы — это мы сами, и, прежде чем идти исправлять чужие недостатки, следует промыть свои собственные глаза, — как говорится: Medice, cura te ipsum!

Жизнь профана безответственна — он готов ежечасно повторять грехопадение, поддавшись искушению змея, лукавой женщины, корыстолюбивого друга, нечистоплотного политика, властолюбивого первосвященника и всех прочих, имя которым — легион. Проще всего встать в положение жертвы и сказать: на меня давили, меня заставили, у меня не было иного выбора. Между тем выбор почти всегда есть — он состоит в участии или в неучастии в травле слабого и гонимого, восхвалении тирана, поддержке человеконенавистнической идеологии. У нас всегда есть право, как минимум, отойти в сторону и не участвовать в том дурном, на что указывает нам наше сердце. Но этого, разумеется, мало, — куда важнее протянуть руку слабому, дать приют отверженному, накормить голодного, и сделать все это из любви к своему собрату, вынужденному, как и мы, нести бремя человеческих ограничений.

Светскость, к которой мы все начали привыкать за последние 20 с лишним лет, прошедшие с момента распада Советского Союза и крушения коммунистической идеологии, есть ничто иное как иллюзия. Большинство из нас родились в тоталитарном обществе и с молоком матери всосали стереотипы, свойственные предыдущим поколениям. Но дело, конечно, не в ужасном двадцатом веке, в котором было и много хорошего, гораздо важнее, что мы родились с теми оковами духа, с которыми рождается почти всякий смертный. Масонство — и есть та школа, которая позволяет более эффективно бороться с этими внутренними ограничениями, нежели официальная религия, которая больше способствует внешнему благочестию и смирению, нежели внутреннему очищению и жизненному становлению в качестве мастера своего дела. В масонстве всякий должен, прежде всего, учиться, а не учить и отдавать приказы, точить и шлифовать свой камень, не требуя за это никакой награды кроме радости участия в ритуальных работах Ложи.

Очередное возрождение масонских лож в России в начале 1990-х годов принесло немало надежд, ибо российские масоны в конце 18 — начале 20 вв. сделали очень много для духовного просвещения элит и народа. Между тем, если трезво посмотреть на нынешнюю ситуацию, то мы увидим, что российское масонство по-прежнему стоит в самом начале своего пути: влияние его на общественные процессы в России ничтожно, численность членов всех масонских и парамасонских российских послушаний всевозможного толка колеблется в пределах около тысячи человек (на страну с более чем 140-миллионным населением это крайне мало!). Но дело, разумеется, не в количестве, а в качестве российского братства. Расколы, которые будоражат российских масонов, каждые 5-7 лет, — это не так уж плохо, поскольку выбор и конкуренция всегда и всем шли только на пользу, — гораздо хуже формы, в которых эти расколы проходят. Конечно, проще всего сказать, что масон из другого послушания — ненастоящий масон, что только мое масонство истинное и правильное, но не такого ли рода догмы отравляют и жизнь в профанском мире? Не те же ли самые язвы искажают образ традиционных религий и целых наций? Никто из нас не мыслит свое существование без внутренних принципов и морали, но не важнее ли этих принципов и этой морали отношения с другим человеком, с другим братом? И если масоны подчас не могут договориться друг с другом так, чтобы в радости приступить к работе над Храмом, то можно ли винить профанский мир в том, что он не принимает ценностей и идеалов масонства?

Защита светскости, а это слово содержит в себе главную драгоценность масонства — «свет», состоит, главным образом, в постоянной работе над собой, ибо просвещение, прежде всего, направлено на высвобождение духовного и интеллектуального потенциала человека. Как писал в 1784 году Иммануил Кант: «Просвещение — это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого. Несовершеннолетие по собственной вине — это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого. Sapere aude! — имей мужество пользоваться собственным умом! — таков, следовательно, девиз Просвещения».

Риск превратить свой частный опыт в догму, которая будет навязываться остальным, есть всегда, но до тех пор, пока дышит хотя бы один истинный масон, гидра догматизма не получит абсолютного всевластия, а тьма невежества не поглотит свет знания. Ибо власть догматизма не существует сама по себе — она существует только внутри человека, питаемая его страстями и желаниями, — из человека она исходит и человеком же она истребляется.

Нам в свою очередь лишь остается повторить вслед за Горацием, Кантом и адептами Ордена Золотой Зари основополагающий принцип светскости: «Sapere aude»!

Я сказал.